Эта история, если можно так её назвать, началась аккурат три года назад, на перроне Кировского железнодорожного вокзала: прибыл поезд Анапа - Киров с группой беженцев из Украины. «Хлопцев та дiвчат» встречали местные полицейские, дежурная бригада центра медицины катастроф, сотрудники МЧС и журналисты, которых было немногим меньше, чем приехавших. К маю 2015-го в Киров перебрались уже 2606 граждан «незалежной», их разместили в реабилитационном центре на Казанской, в «Губернской» гостинице, в общежитиях техникумов и колледжей, увезли в Аркуль, в Даровской, в Кирово-Чепецк, в Вятские Поляны.

Гостеприимность кировчан не знала границ, честно-честно: работала «горячая линия», приезжим помогали с оформлением документов и получением временного вида на жительство, собирали для них одежду и постельное бельё. Телевизионщики показывали их временные убежища, газетчики сокрушались, что 800 рублей государственной субсидии в сутки на мигранта - постыдно мало, ярмарки вакансий для украинских беженцев проводились еженедельно, в школы и детские сады пострадавших малышей пристраивали по первому требованию и где удобно их матерям и отцам.

Рабочий комитет «За русскую весну в Кировской области» обратился к властям всех районов и к главам поселений с просьбой подыскать жильё и работу для беженцев, мол, люди согласны трудиться на ферме, на пилораме, в поле и у станка. Доверчивые деревенские жители из самых медвежьих уголков вятской глубинки призывали братьев-славян, мол, SOS, страшная нехватка рабочих рук, приезжайте, найдём вам квартиру, правда с печным отоплением и туалетом на улице - если такие герои среди вас найдутся. Но желающих «працювати» за минималку и жить в деревянном домике, похожем на сарай, как многие вятчане, что-то не находилось.

А потом и вовсе начались непонятки - по вятским городкам и весям поползли слухи: беженцы-де считают, что им по статусу должны предоставить всё и сразу, причём бесплатно, что их не устраивают вакансии кондуктора, разнорабочего, продавца и особенно раздражают замечания местных жителей, мол, своим-то никто не даёт бесплатного жилья и не гарантирует баснословных заработков.

Обижались и украинцы, звонили в редакции и жаловались, что их выселяют то из санатория «Авитек», то из гостиницы «Интурист» из-за украинской прописки, из-за того, что не могут платить, а у них в Кирове нет ни родственников, ни друзей, ни защиты, как оказалось. Но как-то ситуацию разруливали в сторону простых людей, и к декабрю было трудоустроено 625 украинцев (это 60 процентов от общей численности), и 52 человека получили от работодателя квартиру.

По России ситуация была ещё плачевней: «люба Украина» и россияне жаловались в Сети друг на друга наперебой, мол, в Ангарске беженцев выселяют, в Керчи - скандал, в Твери беженцы побрезговали нашими ботиночками и не захотели ехать на ПМЖ в Сибирь. И всё со шквалом эмоций, мол, приезжие устали от упрёков, косых взглядов и давления, а принимающая сторона доказывала, что Россия «неньке» как есть родна мати, а не мачеха! И нечего тут… Перца добавляли голоса «оттуда», мол, надо закрыть этим перебежавшим товарищам вход в Украину, пусть сидят в своей России, куда рвались как бешеные, ну и далее про Донбасс, про Крым, про
«в ваших домах найдётся кому пожить!» - всё до кучи.

Отдельно взятый рай в СССР

А я ведь жила здесь, в этом отдельно взятом украинском раю в СССР. И в 1990-е во Львове водилось всё, чего не было, например, в том же Кирове и даже в Ленинграде, - я как раз моталась между тремя этими городами. И в Питер я пересылала с проводниками поездов венгерских курочек, конфеты - ассорти и зефир, а в Кирове и вовсе в те годы на прилавках были только «дунькина радость», ломаные макароны, перловка да кабачковая икра и с шести утра у магазинов выстраивались очереди за молоком. Политика меня, как и многих моих знакомых, волновала мало, если честно - вообще не тревожила, и мне казалось, что Украина - на уровне вареников с вишней, борща и сала - это о-о-очень круто. Хотя в кафешках официантки уже тогда просили «розмовляти тiльки на рiдной мови» - да мне тяжело, что ли? Выучила я под патронажем свекрови Марыи Кирильевны эту «мове», и между прочим, до сих пор с удовольствием при случае на ней говорю. Там, на львовских снимках, я стою в джинсах-варёнках, со стрижкой «каскад», и пластиковые клипсы у меня в ушах. Мне смешно, что друзья мужа все поголовно мечтают уехать в Америку. А Россию они просто любят - как сестра сестру, например.

Теперь, когда мы иногда переписываемся и перезваниваемся, а с бывшим мужем даже и видаемся - тоже иногда, меня поражают их слова. Не о том, что люди пережили войну и видели смерть, а о том, что им тяжело теперь кому-то верить. Например, государству - не важно, какому, или людям - не важно, на каком языке говорящим. Потому что внутри у них что-то поломалось. Особенно у тех, которые убежали от войны.

Они говорят: «У нас было всё». И это правда. Но если они приехали сюда, значит ли это, что они готовы и должны всё поменять?

Запишите нас в русские

Кате Мироновой нет дела до вятской статистики, хотя вятскую статистику отчасти интересует Катя Миронова. Интересует и Катя, и муж её, и дочка Светочка. Потому что они как раз среди тех 484 украинских беженцев, получивших разрешение на временное проживание в Кировской области. Наверное, беженцев в Кирове гораздо больше, просто другие - не такие законопослушные, как Мироновы, - вовсе не обращаются в миграционную службу.

Три года назад Катя жила в Макеевке. Она здесь родилась. Если выглянуть в окно её трёх­этажки, можно было увидеть, как в соседнем дворе развешивает бельё на верёвке её будущая свекровь. Здесь все знали друг друга, пол-Макеевки гуляли на их с Алёшкой свадьбе. Они никуда не хотели отсюда уезжать. А потом эта… как бы война...

«Когда Лёша пошёл искать бомбоубежище, начал расчищать вход в него и проводить электричество, - вспоминает Катя, - я плакала не переставая. Я никак не могла понять: почему у нашего ребёнка должно быть такое детство? Почему Светочка должна сидеть в подвале? Почему люди не спят по ночам, а прислушиваются к залпам в Донецком аэропорту?

Я тогда работала «в продажах», главный офис был в Харькове. Они перестали поставлять нам товар, муж тоже ушёл с работы. Как жить? На какие деньги?

И тут вдруг звонят родственники из Кирова и зовут нас приехать к ним - для начала в гости. С «кировской линией» вот какая история. Мой дедушка вырос неподалёку от Мурома в деревне Большая Сала, потом переехал на Донбасс, встретил там мою бабушку, они поженились и застряли на всю жизнь в Макеевке. А дедушкина родная сестра осела в Кирове, я приезжала сюда, когда мне было лет шесть, наверное.

И вот сейчас дед плачет: «Унучечка, поезжайте до тёти Оли в Россию, не будет життя здеся». Мы за триста тысяч рублей продали нашу двухкомнатную квартиру, со всеми расцеловались и с восемью сумками плетёными поехали в Киров. Уезжали спокойно, хотя уже через неделю был обстрел железнодорожного вокзала и поезда перестали здесь останавливаться.

Насобирать удалось тысяч пятьдесят рублей - все наши сбережения. Статус беженца нам не полагался, потому что у нас нет ни ранения, ни желания получить политическое убежище. Но мы довольно быстро получили здесь, в Кирове, разрешение на временное проживание, а вид на жительство нам выдали только в прошлом году.

Знаете, что плохо? Для того чтобы гражданину Украины устроиться на территории России на работу, нужно разрешение на временное проживание. А для этого надо обойти всех врачей, задать документы и месяца три ждать ответа. Госпошлина - две с половиной тысячи рублей с человека. Медицина - это деньги, каждый анализ - от трёхсот до пятисот рублей. У нас семья - три человека, вот и считайте. Экономить приходилось на всём. Хорошо, что ответ из УФМС пришёл гораздо раньше, и уже через месяц мы переехали в съёмную квартиру.

У мужа большой опыт работы на железной дороге, и его практически сразу туда приняли, а недавно РЖД предоставило нам право на ипотечный кредит на новую двухкомнатную квартиру в Чистых Прудах. Если муж отработает на железной дороге три года, РЖД погашает кредит.

Дочка ходит во второй класс, она очень быстро со всеми передружилась, занимается плаванием в «Быстрице» и уже прошла отбор в бесплатную группу для особо перспективных.

Я тоже без проблем нашла работу в торговой фирме, и ко мне там очень хорошо относятся.

Пару раз мы ездили на родину - на Пасху как раз было объявлено перемирие, не стреляли. И на Новый год поехали с дочкой: у дедушки обнаружили рак, мы решили - будь что будет, поедем, может последний раз видимся.

Конечно, мы скучаем по Донбассу. Но знаете, что нас поразило больше всего? Вот, казалось бы, сестра деда - не слишком близкая родня, да? У них в семье трое маленьких детей, не слишком большая квартира, не очень много денег, но они даже слышать не хотели о том, чтобы мы съехали на съёмную квартиру, они нас кормили и ни разу не попрекнули куском хлеба. И если бы не они, не их поддержка, у нас бы точно руки опустились.

Мы не вернёмся на Донбасс, нет смысла. Во-первых, потому, что возвращаться, по сути, некуда: нет квартиры, нет работы. Во-вторых, здесь, в Кирове, у нас всё сложилось как нельзя лучше.

 Конечно, жаль дедушку и бабушку: они дети войны и под старость им выпало такое тяжёлое испытание. Украина отказывается платить им пенсию, а бабушка всю жизнь проработала на металлургическом заводе в горячем цехе, и чтобы получить заработанные гроши, она должна ездить в Краматорск к своей сестре, делать вид, что она будто бы там живёт.

Сестра моя младшая учится в Харькове. А поскольку наш папа служит в ГАИ, семья занесена в «чёрный список», и поэтому на каникулы Верочка ездит через Ростов, а если въехала в Макеевку через Россию, то и выезжать должна через Россию, и это ужасно неудобно. Но самое страшное - что сделали со страной!»

Что сделали со страной? Мне звонят без былого веселья подружки-хохлушки, говорят всё о житейском: зарплаты - тысяча гривен, платить приходится двойной тариф за придомовые территории, всё подорожало. А министр социальной политики во второй части своего спича сказал, что украинцы не только много едят, но ещё и не делают зарядку и вообще плохо относятся к своему здоровью. В другие времена мы бы над этим смеялись полчаса…

Ирина КУШОВА.